Рождество за колючей проволокой: Как отмечали праздник украинские шестидесятники

В 1972 году достигла своего апогея волна репрессий против всех инакомыслящих. Под удар попали литераторы, общественные активисты, ученые, журналисты, художники. Тогда были осуждены Вячеслав Черновол, Евгений Сверстюк, Тарас Мельничук, Иван Светличный, Василий Стус и другие украинские диссиденты. В заключении они оказывались потому, что не были удобны для советской авторитарной системы.

"Им было очень тяжело в заключении, – рассказала заместитель директора по развитию харьковского Литературного Музея Татьяна Пилипчук. – Люди, которые попадают в заключение только потому, что они хотят свободно мыслить, уважать собственное достоинство и достоинство других людей – это действительно тяжелая ситуация. Тем более, что они выступали против тех несвобод, против тех унижений, которые были в основе советской системы. Они не думали, что их выступления за системные изменения могут закончиться заключением. Они думали, что не может быть нового 1937 года. Что уже осудили культ Сталина, что продолжается относительная свобода, которую получили в конце 1950-х – начале 1960-х годов, что не может быть возврата к репрессиям. Что они прошли эту точку невозврата. На самом деле случилось не так. До расстрелов, слава богу, не дошло, но аресты были. И писатели за свои убеждения получали очень большие сроки".

В самих лагерях, как сопротивление системе, шестидесятники начали отмечать религиозные праздники. Сначала это было мотивировано не религиозными чувствами, а желанием поддержать свои национальные традиции. Показать, что они являются представителями нации, которая не забыла о своем культурном наследии. Конечно, в этом плане шестидесятники не были первопроходцами. По словам Пилипчук, в конце 1950-х годов киевский студенческий Клуб творческой молодежи предложил колядовать и щедровать по квартирам киевлян. Вопреки тогдашней пропаганде, люди находили это действо захватывающим и вдохновляющим. Позже стали даже устраивать вертепы, но именно в лагерях украинцы поглубже начали осознавать всю сущность рождественского праздника.

"Если говорить о наших шестидесятниках, то таких, истинно верующих от рождения, было очень мало, – отметила Пилипчук. – Соблюдение церковных традиций больше характеризовало Западную Украину – Львов, Львовскую область. А киевские или харьковские шестидесятники росли в семьях, где уже не практиковалось христианство. В домах могли держать иконы, могли быть какие-то воспоминания о традициях, даже могли их соблюдать, но христианство не практиковалось как вера".

Конечно, отпраздновать Рождество, как это было с досоветских времен, было невозможно. Помехой были и лагерная нищета, и нелояльные охранники, от которых приходилось тщательно скрываться. Повлиял на празднование и советский быт. Так, шестидесятники стали поздравлять друг друга с Рождеством с помощью советских новогодних открыток. Причем они порой имели исключительно советский дизайн. Правда, некоторые арестанты отметились на этой ниве и начали изготавливать открытки своими руками. Так, художник Афанасий Заливаха создал серию оригинальных открыток, которые потом дарил своим друзьям.

"Двенадцать блюд, кутья, компот, украсить камеру, спеть колядку, попробовать сделать свечку – все, что было традиционным для украинского Рождества, пытались воссоздать в камере, – рассказала Пилипчук. – Лучше всего это удавалось женщинам. Надежда Светличная, сестра поэта и ученого Ивана Светличного, вспоминала, как женщины в заключении находили возможности и праздновали Рождество. Из чего можно приготовить 12 блюд в заключении? Посылки получали нечасто, ведь был определенный регламент в получении этих посылок, только определенный набор продуктов и определенный вес. Поэтому просить родных выслать пшеничную кашу или рис не было смысла".

Для основы кутьи отлично годилась обыкновенная перловка, которая входила в стандартный лагерный паек. Ее собирали накануне праздника. Светличная вспоминала, как перед Рождеством им переставали давать перловку. Но шестидесятниц это не останавливало – они вылавливали эту крупу из тюремной баланды и прятали ее в снегу возле своего барака. Мак и мед к кутье высылали родные. Конечно, к празднику им хотелось чего-то сладкого. Женщины собирали сухари в столовой и делали из них лепешки. Их замачивали в горячей воде, в которой предварительно растворяли самые простые конфеты – всем знакомые "рачки" там особенно ценились. Если повезет, то полученный тортик можно было помазать каким-то джемом. Для компота брали сушку, которую прислали родственники и друзья. Так понемногу им удавалось набрать 12 блюд.

"Лагерные блюда мы по традиции оставляли душам умерших и звали их к своему столу наравне с живыми, – писала в свое время Светличная. – Порой трудно было их различить: погибшая Алла Горская была также в другом мире, как и наши живые дети и родители. Как будто в Галичевой песне: "Я за мертвыми давно не плачу – Я же не знаю, кто жив, кто мертв".

Хотелось заключенным зажечь свечу. Чтобы изготовить такую, они соскребали парафин с головок сыра (который тоже получали от родных) и протягивали сквозь него фитиль. Если везло, то можно было в барак принести елочную веточку. Ее украшали маленькими свечками, вышитыми на лоскутках ткани. Также к празднику вышивали маленькие иконки. Львовская художница Стефания Шабатура разрабатывала для них эскизы. Когда не хватало ниток определенного цвета, то их брали из лоскутков ткани. Так, во львовском музее истории религии среди экспонатов висит икона, вышитая монахиней с помощью рыбьей кости. Ведь иглу женщине использовать запретили.

"Пели колядки, конечно, – отметила Пилипчук. – Заключенные женщины пели так, чтобы мужчины в соседней зоне (которая была через забор от женской) могли услышать, как женщины исполняют колядки. Чтобы хоть какую-то связь восстановить. Позже при случае Светличная спросила у Василия Стуса: "Слышали ли вы, как мы пели колядки?". И Стус отвечал: "Да ну, слышали, что что-то там пищало". То есть такие достаточно ироничные отношения были между шестидесятниками... Сами колядки не были запрещены. Тексты можно было найти в изданиях по фольклору. Да и традиция по селам все равно оставалась. Эти колядки можно было услышать от своих бабушек".

По ее словам, советская власть украинский фольклор не запрещала. Однако неизменным он оставаться не мог – советская субкультура превращала его в нечто пластиковое и искусственное. То, что не хочется считать частью своей жизни, своей идентичности. Сейчас такое обычно называют "шароварщиной".

"Это о том, что есть такая провинциальная культура, которая существует параллельно аутентичной, – отметила Пилипчук. – Это могут такие нелепые веночки, шаровары, калина. То есть определенный набор атрибутов, которые выглядят довольно неестественно. И их не хочется делать частью своей жизни. Они скорее являются символом провинциальности. А шестидесятники – и в этом невероятный кайф того периода – они все, что советская субкультура представляла как украинское провинциальное, смогли сделать модным. И вышиванку, и колядки, и празднование Рождества. То есть это осмысливалось в современных категориях и становилось органичной частью жизни".

Таким образом, шестидесятники взяли свои традиции и избавили их от навязанной искусственности и второсортности, сделали из них что-то живое, современное и нужное. Правда, в лагере, как следует догадаться, празднование Рождества не приветствовали. Хотя с ним было куда меньше проблем, чем с Пасхой. Наказания в лагерях вообще были обычным делом. От разного рода ограничений – например, запрета покупать что-то в ларьке – и вплоть до попадания в карцер. Однако творческая, интеллектуальная община шестидесятников чувствовала себя свободной даже за колючей проволокой. И определение Рождества также стало частью их свободы, которую никто не мог отнять.