Барьеры – только в голове: Как общество лишает выбора людей с инвалидностью

Люди с инвалидностью хотят быть творческими и активными, но из-за независимых от них обстоятельств не могут реализовать весь свой потенциал
 

Юлия Гуш
Журналист региональной редакции Depo.Харков
Барьеры – только в голове: Как общество…
Ива Стишун

Харьковчанка Ива Стышун – арт-куратор, художница и организатор социально-художественных проектов. В свое время она имела возможность убедиться, как барьеры и преграды мешают самореализации людей с инвалидностью. Сама Ива является неслышащим человеком. Также она активистка, которая борется за инклюзию. Свой рецепт выйти за пределы созданного обществом ограниченного мира она рассказала в интервью Depo.Харьков.

Ива, расскажите, пожалуйста, как вы решили стать художницей?

– Рисовать я начала рано – где-то с шести лет. Это не было моим желаниям. Скорее всего, это что-то ситуативное – родители хотели, чтобы я училась рисовать. Такая у них была мечта. И у меня это получалось. В принципе, я многое любила делать, но сконцентрировалась именно на лепке, рисовании. Поступила в художественный лицей, а затем – в Худпром. И это было для меня тяжело.

Что я помню из детства, – это то, что мне нравилось организовывать, устраивать игры, общественные инициативы. У меня все время были спектакли, все дети из села принимали участие в каких-то моих проектах – кинопоказах, выступлениях. Я даже организовала сообщество защиты дворов. Но почему-то сконцентрировалась именно на творческих навыках – писала стихи, картины. Однако были моменты, когда я снова возвращалась к организаторской работе. Например, оформляла КВН. Перешла в театральный институт, там больше занималась стенографией, работой в команде. Участие в процессах с участием людей мне была больше по душе.

С какими проблемами и барьерам вам пришлось столкнуться?

– Самым сложным для меня было то, что я не слышу. А весь процесс обучения в наших вузах происходит в формате лекций. Мне было трудно их посещать, особенно в Худпроме, где лекции были рассчитаны на большое количество людей. В большом лекционном зале мне ничего не было слышно. Я почему-то не понимала, что это моя потребность и что можно обратиться за помощью или требовать для себя какие-то индивидуальные условия. Я пыталась справиться сама, ходила в библиотеки. И, соответственно, все эти пропуски лекций портили мне ситуацию в обучении. Мне приходилось как-то оправдываться, разъяснять. В конце концов, меня отчислили из Худпрома. В театралку я поступила уже после него, но и там долго не задержалась. Не получилось задержаться, потому что я училась на театрального критика, а там надо было слышать спектакли. А я их не слышала. Я поняла, что мой слух не дает мне возможность освоить эти профессии. Но поскольку это было уже два института, две попытки, на третью я как-то не решилась. И просто затворницей поехала в деревню и пыталась понять, что хочется делать.

Как это потом повлияло на вашу творческую карьеру?

– Я прошла свой путь, пытаясь быть творческим человеком, критиком. Кафедры искусствоведения в Худпроме тогда еще не было, поэтому я поступила на театроведение. Планировала понять искусство как теорию. Они дали мне два немного разных ракурса – когда ты творишь искусство и когда ты его оцениваешь сторонним взглядом, пытаешься объективно оценить, найти определенные критерии. Также я почувствовала, как тяжело человеку, который имеет определенные ограничения, конкурировать на уровне, существовать в общей соревновательной системе. Ты все равно тратишь больше ресурсов и не достигаешь того, чего хочешь, разочаровываешься в этом. И в какой-то момент я сконцентрировалась на том, чтобы создавать что-то руками. Я делала барельефы, получала за это деньги. Это было довольно модным в конце 1990-х – начале 2000-х.

Я сосредоточилась не на творчестве, а на зарабатывании денег. Решила, что творческую конкуренцию я просто не осилю. Общаться мне было трудно. Поэтому я не ходила на выставки, не следила за развитием искусства. Но в любом случае, если ты что-то ценишь – искусство или творческий дух – это все просит выхода. И со временем я поняла: если делаешь вещь на заказ, то все равно не можешь реализоваться как творческий человек. Ты ограничен теми условиями, кроме того, ее, эту вещь, никто не видит. Это какая-то закрытая ситуация. Я вспомнила, что хочу общаться с людьми и делать совместные проекты. Но именно опыт того, что я что-то преодолевала, дал мне понимание, кого именно звать в свои проекты.

Расскажите, пожалуйста, о своем сотрудничестве с людьми с инвалидностью. Как они включены в творческий процесс?

– Я никогда не пыталась звать каких-то раскрученных, популярных художников, которые у всех на глазах и имеют кучу выставок. Я находила людей, о которых никто не знает. Людей, которые также немного уязвимы, которые также немного "выпали из обоймы", как и я. Мне это было по нраву. Потому что такие люди отзывались, они ценили внимание, ценили те возможности, которые я им предлагала, и не ставили какие-то жесткие условия. Так получалась командная работа, когда все заинтересованы в результате. Люди, которые не привыкли быть участниками выставок или каких-то проектов, сплотились в команду. Потому что это для них новый опыт, это им интересно. А для меня это было больше не об искусстве, не о творчестве – это был социальный проект, который помогает объединить разных людей.

Там были люди, которых я знала. Я знала, что девушка на коляске рисует, что она училась в "художке", и у нее есть картины. Я их попросила показать. Она не считала свои картины чем-то значимым и важным, поэтому для нее было открытием, что они имеют какую-то ценность, могут быть частью экспозиции, вызвать какие-то эмоции. И переоживание нового опыта дало мне сил. Потому что этого у меня не случилось, я не смогла стать таким творцом, у которого есть узнаваемый почерк, авторский стиль, какие-то поклонники, выставки. Но я смогла создать такую историю для тех, у кого также была сложная ситуация, кто выпал из этого мира и не принимал в нем участие.

И сейчас, например, мы задумываемся над тем, что незрячие люди лепят, и их работы также можно экспонировать. Это достойно, это необычно, потому что они не ожидают увидеть себя в качестве автора некоего арт-объекта. Потому что они слепы, и это такой диссонанс. Да и зрители не ожидают увидеть работы незрячего человека. И это меня вдохновляет. Это новые возможности, новые ракурсы, к которым люди еще не привыкли – увидеть на одной выставке работы как профессионального художника, так и любителя. Люди к этому не привыкли, но когда видят эти работы рядом, этой разницы они не замечают. А если замечают, то пытаются это как-то сбалансировать. Потому что в общем контексте это воспринимают как искусство. В принципе, я прихожу к тому, что сама жизнь – это искусство. И твоя история – это также искусство.

Приходилось ли вам в повседневной жизни, творчестве сталкиваться с нетерпимостью?

– Очень часто. Во-первых, самый большой барьер, который я чувствую – это то, что все люди хотят быть услышанными. Из-за того, что я их не слышу, многие воспринимают это как раздражитель, который вызывает дискомфорт. И им не хочется со мной работать, не хочется со мной взаимодействовать. Потому что я просто не могу услышать то, что они пытаются до меня донести. Но на самом деле мой путь как арт-куратора начался с того, что я загадала себе желание на Новый год: не что купить, а от чего отказаться. Я отказалась от перфекционизма и идеализма. От каких-то ожиданий или каких-то конкретных планов: "Вот, я хочу что-то сделать и оно должно быть именно таким". Я сказала, что согласна на любые предложения, говорю "да", а потом смотрю – получается или нет. Предлагаю любые свои идеи, стараюсь их воплотить. И смотрю – получилось или нет. Именно отказ от перфекционизма и идеализма дал мне ту силу и энергию.

Причем не только мне, а и тем, кто в себя не верил. Мы со скульптором Владом ходим на радио, телевидение. И он стесняется, не верит в себя. У него до сих пор есть этот идеализм и перфекционизм. А я, как только убрала это из своей жизни, начала больше принимать разных людей. И поняла, что меня также могут принимать. То есть не надо прятаться за какими-то рамками и шаблонами. Когда есть возможность взаимодействовать иначе, делать это по-разному... И эти барьеры все равно существуют у нас в голове, а не в жизни. Нам кажется, что мир устроен определенным образом. Мы стараемся поддерживать этот порядок. Но там, где мы пытаемся устроить маленький мир, где все иначе, где мы в темноте лепим или устраиваем выставки, там происходит какая-то чудесная метаморфоза. И все понимают, что можно и так жить и взаимодействовать. Что эти барьеры были не такими серьезными и важными. Когда я говорю, что можно трогать картины или скульптуры, люди не сразу могут к этому привыкнуть. Это для них барьер. У них в голове табличка – "не трогать руками!".

Как, на ваш взгляд, можно улучшить жизнь людей с инвалидностью? Прежде всего это касается личностей творческих, активных, не желающих сидеть дома.

– В первую очередь, им нужно дать возможности и выбор. Проблема в том, что мы думаем за этих людей. Мы стараемся сами придумать, что им нужно. И в результате у них нет выбора. Например, глухие люди в основном учатся в педагогическом университете Сковороды и становятся педагогами. Если у них есть какая-то другая мечта – то не всегда есть возможность ее воплотить. Также им предлагают учиться на легкую промышленность в Киеве и в зубопротезном техникуме в Харькове. Но это ограниченный выбор. Если человеку хочется стать театральным критиком, то он уже сталкивается с тем, что не может этого сделать. Но если бы была бегущая строка в театре или был бы решен вопрос с доступностью – то у него был бы этот выбор. Основная проблема – именно в выборе и возможностях. Когда выбор ограничен, человек не чувствует себя в этом мире ценным, нужным и свободным. Он начинает делать что-то, что лежит на поверхности. И пытается таким образом выжить в ограниченном пространстве. И не думает о том, что у него есть еще какие-то возможности.

Я общаюсь с людьми, которые передвигаются на колясках. Они пытаются найти очень много аргументов, почему не выходят из дома. А почему? Это защитная реакция. Потому что если признаться, что им хочется выходить, но они не могут, то им будет плохо, больно и горько. И они самообманом пытаются найти положительные моменты. Поэтому на моей выставке были пейзажи, которые нарисовала девушка на коляске. Они сопровождались только одной фразой: "Я хочу, чтобы мир стал доступным". Она хочет этих пространств, этих пейзажей. Но не может до них добраться. И это – возможности и выбор. Зайти в определенное пространство и делать то, что хочется. А не то, на что мне указали: "Вот тебе инклюзивное, доступное. А это тебе не подходит".

Что должно сделать общество, чтобы расширить возможности для людей с инвалидностью?

– Мне много раз говорили: "О, вы же не слышите. Вы можете работать руками, рисовать, стать фотографом". А я поняла, что если не реализую свою мечту, свое желание работать с людьми, то я так и останусь несчастной – и в плане творчества и самореализации. И как бы мне не было тяжело работать с людьми, сколько бы я не сталкивалась с трудностями – это меня радует. Потому что это именно то, чего я хочу. И я решилась на это. Выйти из этой комнаты, начать заниматься тем, что ты хочешь – это трудно. Нельзя требовать от человека, чтобы он приехал на коляске и сказал: "Я хочу танцевать". Для него будет мало возможностей. Но если мы дадим их больше, то он сможет. А так для этого человека это очень тяжелый шаг.

То же самое о незрячих. Они даже не думают, что могут быть художниками. Но я узнала, что в Киеве есть такая практика, там даже учат быть фотографами. Потому что у них хорошее пространственное мышление, они могут представить траекторию, композицию. А затем ознакомиться со своей фотографией с помощью рельефной картинки и понять, правильно ли она сделана. Но такую возможность нужно было придумать и создать. Сами люди этого не могут. И чем больше мы дадим выбора, чем в большем количестве институтов может учиться человек с инвалидностью, тем больше людей будет вокруг нас. И мы начнем понимать, что у них нужды не связаны с инвалидностью. У них человеческие потребности, у всех свои интересы, свои желания. Они все разные. И то, что они собираются вместе, – это только потому, что у них нет других возможностей. А на самом деле они должны быть полностью интегрированными в общество и присутствовать везде.

И та ситуация, когда меня в институте назвали профнепригодной – это не должно быть преградой. Я тогда приняла это как приговор. И жила с этим очень долго, страдала, не пыталась выйти из этой ограниченной сферы, пузыря. В результате я очень мало знала интересных людей, очень мало знала о мире и пропустила огромную часть своей жизни. Которую сейчас я пытаюсь наверстать. Я вижу девушек и парней, которые учатся в УПК (учебно-производственные комбинаты, – ред.) для людей с недостатками слуха. Они такие активные, такие интересные! И тут же я думаю – а куда они дальше пойдут? В какой вуз? Они все разные, а им предлагается один или два техникума или института с доступной кафедрой. У них нет выбора. И это на самом деле очень грустно.

Все новости Харькова читайте на Depo.Харьков

Все новости на одном канале в Google News

Следите за новостями в Телеграм

Подписывайтесь на нашу страницу Facebook

deneme